Мозги кипят. Что же будет перед матикой? Нужна разрядка. Хочу Натс. Я сегодня ночью подумала, а может мне себе варган купить? И научиться на нём играть.
Демоническая боль грызла меня изнутри. Она словно медленно поедала мою сущность и мои органы. Кровь приливала к коже, но кудри мои не вились. Я мучительно теребила их, стараясь вырвать с корнем. Поминутно протягивая руки к губам, я оживлённо сгрызала свои ногти. Они уже болели, т.к. я укусывала их до мяса. Скоро я почувствовала вкус своей крови, с бешенством отрывая заусеницы. Солёный вкус ещё больше разъярил меня. Мозг замолчал, уступая место диким импульсам. Отняв руки ото рта, я принялась ожесточённо их мять, хрустя пальцами и суставами. Мяла их с такой силой, что вот-вот должна была переломать. Этого мне было мало. Подойдя к шкафу, я открыла его и с бешеным остервенением прищемляла себе пальцы. Когда кожа содралась почти до мяса, я решила, наконец- то поработать головой. Села на табурет за стол и принялась, что есть силы биться лицом о его гладкую, но грязноватую поверхность. По прошествии минут пяти, а может и десяти я поняла, что нос уже довольно расквашен и принялась слизывать языком кровь с губ. Это немного удовлетворило мои кровавые потребности, и я пришла к выводу, что действую в правильном направлении. Ноги затопали на кухню и я, схватив нож, изрезала левую руку, со словами: «что-то у вас ножи какие-то тупые». Увидев, как медленно и грациозно потекла свежая, тёплая кровь, я выдавила её побольше и, намочив ею палец, написала на грязных, кое, где порванных обоях заветные слова. Отошла на небольшое расстояние и полюбовалась своей работой. Чудесно! От такой прекрасной картинки мозг заработал с тройной силой, от чего я мигом бросилась к домашней аптечке, схватила «фенозепам» и заглотала ненасытным ртом всю пачку, запивая её при этом изрядным количеством разбавленного спирта. Не знаю, сколько там было таблеток, но в любом случае пришлось бы ждать до начала их действия. Осмыслив это, я направилась в родительскую комнату, и включила в розетку утюг. Я ждала, пока он нагреется, кусая как можно сильнее свою правую руку. Когда мой дорогой утюжок пришёл в годность, я начала экзекуцию с ног. Затем перешла на руки, заляпав гладкую поверхность утюга ещё не совсем остановившейся кровью. И, наконец, я добралась до лица. Старательно отутюжила щёки и лоб. Скорее всего, мои крики слышали соседи всего 14 района. Ну что ж, тем же лучше. Теперь у меня болело практически всё тело, но я решила продолжать. Взяла своё лезвие, которым я доселе регулярно резала себе руки и понеслась в ванную, насколько мне позволяли обожженные ноги. Там, сев в холодную и пустую ванну, я с наслаждением резала себе вены, глядя как красиво течёт молодая кровь по запястьям. Но тут, настроение моё резко испортилось. Мне не хотелось умирать, перерезав себе вены. В большинстве случаев это удел готов. И даже такая же смерть временного клавишника «Агаты», Лёвы Шутылёва не подняла моего боевого духа. Наоборот, злость охватила моё измученное сознание, я вылезла из ванны и вернулась в спальню родителей. В бешенстве, я пинала со всей дури стенку. Перестаралась, потому как барометр, висевший испокон веков наверху, свалился с громким шуршанием. От гулкого удара по голове, меня осенило так, что в мысли вкралось и недоумение: «как это я не додумалась до этого гораздо раньше??!». Милого Сергея Александровича Есенина ведь повесили, после убийства! Ну конечно, вот он выход! Я сломя голову бросилась в свою комнату, не забыв прихватить с собой табурет. Предвкушая последнее удовольствие, я поставила его посреди спальни, прямо под люстрой. Но тут я озадачилась кошмарным вопросом, который мог испортить весь удивительный план: «а где же мне взять достаточно крепкую верёвку? Если мне не изменяет память, Есенина повесили на верёвке от чемодана, но у нас такой нет!» Моему сожалению не было предела, но не хотелось отступать, так что я направилась к нише, в надежде найти то, что лишит, наконец, меня жизни. И, о Боги, я нашла то, что старательно искала! Окрылённая этим радостным чувством, в ожидании финала, я закрепила верёвку на старой люстре. Уже залезая на табурет, я вспомнила одну важную вещь. Все поклонники, господина Сергея Александровича вешаясь, оставляли раскрытым на полу его томик произведений. А почему я должна быть исключением? Найдя на полке свой самый любимый сборник, 1970 года, который мне подарила Люда, я раскрыла его на самом любимом стихотворении. Сначала я хотела открыть «Чёрного человека», но подумала, что это будет примитивно, тем более что он и так висит в письменном виде на моём ковре. Так я остановилась на произведении «Грубым даётся радость…». Почти счастливая, я влезла на табурет, затянула петлю и оттолкнула стул под ногами. Вот она, долгожданная минута! Сейчас всё свершится, сейчас… И в самый ответственный момент, старая, плохо держащаяся люстра оторвалась от потолка. Вследствие чего, я больно ударилась попой о холодный, грязный пол. Но огорчиться или разозлиться я не успела. То ли от удара люстрой по голове, то ли от того, что таблетки, наконец подействовали, я потеряла сознание. И не слышала, как соседи кричат и барабанят в дверь квартиры, в которой я больше не живу.